Невероятные приключения ДжоДжо 29 серия Золотой ветер (5 сезон) 18+

Здесь только я, ДИО

Джо джо

4 месяца назад

Нет

Ответить 1 Пожаловаться

спидвагон

4 месяца назад

нет

1 Пожаловаться

лиза лиза

4 месяца назад

ты покушал?

5 Пожаловаться

Дио

2 месяца назад

Безотцовский ответ

1 Пожаловаться

Жопа

4 месяца назад

Нет

Ответить 1 Пожаловаться

§19

3 месяца назад

Причины войны и повод к ней В XIV веке началась Столетняя война между Англией и Францией. Главной причиной войны стало стремление французского короля вернуть Аквитанию, которая принадлежала Англии и была важным источником доходов. Английский король не хотел терять Аквитанию и заявил свои права на французский трон. Он был родственником французского короля по линии матери, дочери Филиппа IV Красивого. После смерти бездетных сыновей Филиппа IV английский король заявил претензии на французскую корону. Армии двух стран Французское войско состояло из рыцарей, действовавших без дисциплины, каждый из которых пытался выделиться в бою. Пехота была наёмной, с арбалетами, но рыцари относились к ней с презрением. Английское войско было лучше организовано, под командованием короля и включало дисциплинированную пехоту из свободных крестьян. Английские лучники стреляли на дальние расстояния и могли пробивать доспехи. Такая организация позволяла англичанам иметь преимущество в сражениях. Поражение французских войск В 1340 году английский флот разбил французский в узком проливе у Фландрии. Несколько лет спустя англичане захватили Нормандию и нанесли французам сокрушительное поражение в битве при Креси в 1346 году. Они потеряли значительные силы, в том числе большое количество рыцарей. Англичане продолжили свои успехи под руководством Чёрного принца, разгромив французов при Пуатье в 1356 году. В плен был взят сам французский король, что привело к английскому контролю над севером и югом Франции. Продолжение войны Несмотря на успехи англичан, они не смогли одержать окончательную победу, и в 1360 году было заключено перемирие. Франция потеряла большие территории, но король начал усиливать армию наёмников и создавать флот и артиллерию. Бертран Дюгеклен, новый французский полководец, избегал крупных сражений и сосредотачивался на успешных партизанских атаках. К концу XIV века англичане утратили большую часть завоёванных земель. Однако внутренняя борьба во Франции между феодальными группами ослабила страну и создала возможность для нового английского наступления. Захваты англичан во Франции в начале XV века В 1415 году английская армия высадилась во Франции и разгромила французов в битве при Азенкуре. В то время Франция переживала тяжёлые последствия эпидемии чумы и крестьянских восстаний, таких как Жакерия. Французские крестьяне восстали против тяжёлых налогов и поборов, но их восстание было жестоко подавлено. Англичане продолжили продвигаться на юг, захватив Париж и объявив младенца английского короля законным наследником французской короны. Однако наследник французского престола, Карл VII, не сдался и продолжил борьбу за независимость. Народная героиня Жанна д'Арк Жанна д'Арк, простая крестьянская девушка, сыграла ключевую роль в освобождении Франции от английских захватчиков. Вдохновлённая верой и религиозными видениями, она возглавила войска для снятия осады с Орлеана в 1429 году. Её смелость и решимость подняли боевой дух французской армии, и они одержали важную победу. После коронации Карла VII в Реймсе Жанна стала национальной героиней. Она верила, что её миссия — спасти Францию, и её действия стали переломным моментом в войне. Гибель Жанны д'Арк Жанна д'Арк вызвала зависть и недовольство среди знати и была предана в плен бургундцами. Англичане, получив её в свои руки, обвинили её в колдовстве и предали суду инквизиции. После долгих допросов Жанна была приговорена к смертной казни и сожжена на костре в Руане в 1431 году. Её гибель не остановила народную борьбу за свободу Франции. Спустя годы Жанна была реабилитирована, а в XX веке канонизирована папой римским. Конец Столетней войны После гибели Жанны д'Арк война продолжалась, но Франция постепенно восстанавливалась. Король Карл VII заключил мир с герцогом Бургундским, усилил армию и артиллерию. В 1453 году последний английский оплот, город Бордо, сдался французам, и Столетняя война завершилась. Англичане потеряли почти все владения во Франции, за исключением порта Кале. Франция вышла из войны объединённой и готовой к новому этапу своего развития. logo АЗН. Словесность. Мемуары 4461 тыс. просмотров 89.0 тыс. 85 58 160 Конспект на схожие темы Параграф Введение история Средних веков 6 класс Агибалова Параграф 1 история Средних веков 6 класс Агибалова Параграф 2 история Средних веков 6 класс Агибалова Решебники по другим предметам фгосАнглийский 6 класс. Spotlight: Student's Book Ваулина ФГОС, Дули ПросвещениефгосРусский язык 6 класс Ладыженская ФГОС, Баранов. Зеленый ПросвещениеМатематика 6 класс Мерзляк ФГОС, Полонский, Якир. Новое издание Вентана-ГрафГеография 6 класс Алексеев ФГОС, Николина ПросвещениефгосМатематика 6 класс Виленкин ФГОС, Жохов, Чесноков Просвещение dzen.ru Реклама • 16+ Как вырастить психопата: вредные советы Яндекс Игры Реклама • 16+ Создай Животное Режим Бога - Кликер GIGA — чат с ИИ персонажами Реклама • 12+ GIGA - создай своего AI-персонажа и общайся

Ответить 9 Пожаловаться

Дилдо

3 недели назад

Еба отсылка на 3 часть

Ответить 0 Пожаловаться

я тут джонатон и я покушал

Жопа

4 месяца назад

Поздравляю

Ответить 1 Пожаловаться

ИМ БЫЛ Я! ДИО!

Я the world tower hewen :)

ыаыаыаауцаыаы ыа чсфычя я гке0====ей

я в соло джо джо тащю

пиздец

Да сука ебучк анальдо в очко поебись со сврв рекламой

кинэгы кримсонэ

сосал???

чел с верху мой раб

Причины войны и повод к ней В XIV веке началась Столетняя война между Англией и Францией. Главной причиной войны стало стремление французского короля вернуть Аквитанию, которая принадлежала Англии и была важным источником доходов. Английский король не хотел терять Аквитанию и заявил свои права на французский трон. Он был родственником французского короля по линии матери, дочери Филиппа IV Красивого. После смерти бездетных сыновей Филиппа IV английский король заявил претензии на французскую корону. Армии двух стран Французское войско состояло из рыцарей, действовавших без дисциплины, каждый из которых пытался выделиться в бою. Пехота была наёмной, с арбалетами, но рыцари относились к ней с презрением. Английское войско было лучше организовано, под командованием короля и включало дисциплинированную пехоту из свободных крестьян. Английские лучники стреляли на дальние расстояния и могли пробивать доспехи. Такая организация позволяла англичанам иметь преимущество в сражениях. Поражение французских войск В 1340 году английский флот разбил французский в узком проливе у Фландрии. Несколько лет спустя англичане захватили Нормандию и нанесли французам сокрушительное поражение в битве при Креси в 1346 году. Они потеряли значительные силы, в том числе большое количество рыцарей. Англичане продолжили свои успехи под руководством Чёрного принца, разгромив французов при Пуатье в 1356 году. В плен был взят сам французский король, что привело к английскому контролю над севером и югом Франции. Продолжение войны Несмотря на успехи англичан, они не смогли одержать окончательную победу, и в 1360 году было заключено перемирие. Франция потеряла большие территории, но король начал усиливать армию наёмников и создавать флот и артиллерию. Бертран Дюгеклен, новый французский полководец, избегал крупных сражений и сосредотачивался на успешных партизанских атаках. К концу XIV века англичане утратили большую часть завоёванных земель. Однако внутренняя борьба во Франции между феодальными группами ослабила страну и создала возможность для нового английского наступления. Захваты англичан во Франции в начале XV века В 1415 году английская армия высадилась во Франции и разгромила французов в битве при Азенкуре. В то время Франция переживала тяжёлые последствия эпидемии чумы и крестьянских восстаний, таких как Жакерия. Французские крестьяне восстали против тяжёлых налогов и поборов, но их восстание было жестоко подавлено. Англичане продолжили продвигаться на юг, захватив Париж и объявив младенца английского короля законным наследником французской короны. Однако наследник французского престола, Карл VII, не сдался и продолжил борьбу за независимость. Народная героиня Жанна д'Арк Жанна д'Арк, простая крестьянская девушка, сыграла ключевую роль в освобождении Франции от английских захватчиков. Вдохновлённая верой и религиозными видениями, она возглавила войска для снятия осады с Орлеана в 1429 году. Её смелость и решимость подняли боевой дух французской армии, и они одержали важную победу. После коронации Карла VII в Реймсе Жанна стала национальной героиней. Она верила, что её миссия — спасти Францию, и её действия стали переломным моментом в войне. Гибель Жанны д'Арк Жанна д'Арк вызвала зависть и недовольство среди знати и была предана в плен бургундцами. Англичане, получив её в свои руки, обвинили её в колдовстве и предали суду инквизиции. После долгих допросов Жанна была приговорена к смертной казни и сожжена на костре в Руане в 1431 году. Её гибель не остановила народную борьбу за свободу Франции. Спустя годы Жанна была реабилитирована, а в XX веке канонизирована папой римским. Конец Столетней войны После гибели Жанны д'Арк война продолжалась, но Франция постепенно восстанавливалась. Король Карл VII заключил мир с герцогом Бургундским, усилил армию и артиллерию. В 1453 году последний английский оплот, город Бордо, сдался французам, и Столетняя война завершилась. Англичане потеряли почти все владения во Франции, за исключением порта Кале. Франция вышла из войны объединённой и готовой к новому этапу своего развития. logo АЗН. Словесность. Мемуары 4461 тыс. просмотров 89.0 тыс. 85 58 160 Конспект на схожие темы Параграф Введение история Средних веков 6 класс Агибалова Параграф 1 история Средних веков 6 класс Агибалова Параграф 2 история Средних веков 6 класс Агибалова Решебники по другим предметам фгосАнглийский 6 класс. Spotlight: Student's Book Ваулина ФГОС, Дули ПросвещениефгосРусский язык 6 класс Ладыженская ФГОС, Баранов. Зеленый ПросвещениеМатематика 6 класс Мерзляк ФГОС, Полонский, Якир. Новое издание Вентана-ГрафГеография 6 класс Алексеев ФГОС, Николина ПросвещениефгосМатематика 6 класс Виленкин ФГОС, Жохов, Чесноков Просвещение dzen.ru Реклама • 16+ Как вырастить психопата: вредные советы Яндекс Игры Реклама • 16+ Создай Животное Режим Бога - Кликер GIGA — чат с ИИ персонажами Реклама • 12+ GIGA - создай своего AI-персонажа и общайся

Мда что тут творится

Дохера рекламы плюс сайт не грузит часто вообще animego.org в два раза лучше этого калла

тебя не спрашивали

тебя не спрашивали

тебя не спрашивали

Сендо хамон овадрайве

пон

– Ну что, князь, Генуя и Лукка стали не больше как поместья, поместья фамилии Буонапарте. Нет, я вам вперед говорю, если вы мне не скажете, что у нас война, если вы позволите себе защищать все гадости, все ужасы этого антихриста (право, я верю, что он антихрист), – я вас больше не знаю, вы уже не друг мой, вы уже не мой верный раб, как вы говорите. Ну, здравствуйте, здравствуйте. Я вижу, что я вас пугаю, садитесь и рассказывайте. Так говорила в июле 1805 года известная Анна Павловна Шерер, фрейлина и приближенная императрицы Марии Федоровны, встречая важного и чиновного князя Василия, первым приехавшего на ее вечер. Анна Павловна кашляла несколько дней, у нее был грипп, как она говорила (грипп был тогда новое слово, употреблявшееся только редкими), а потому она не дежурила и не выходила из дому. В записочках, разосланных утром с красным лакеем, было написано без различия во всех: «Если у вас, граф (или князь), нет в виду ничего лучшего и если перспектива вечера у бедной больной не слишком вас пугает, то я буду очень рада видеть вас нынче у себя между 7 и 10 часами. Аннa Шерер». – О, какое жестокое нападение! – отвечал, нисколько не смутясь такой встречей и слабо улыбаясь, вошедший князь с светлым выражением хитрого лица, в придворном шитом мундире, чулках, башмаках и звездах. Он говорил на том изысканном французском языке, на котором не только говорили, но и думали наши деды, и с теми тихими покровительственными интонациями, которые свойственны состарившемуся в свете и при дворе значительному человеку. Он подошел к Анне Павловне, поцеловал ее руку, подставив ей свою надушенную и сияющую белизной даже между седыми волосами лысину, и покойно уселся на диване. – Прежде всего скажите, как ваше здоровье, милый друг? Успокойте друга, – сказал он, не изменяя голоса, и тоном, в котором из-за приличия и участия просвечивало равнодушие и даже насмешка. – Как вы хотите, чтоб я была здорова, когда нравственно страдаешь? Разве можно оставаться спокойной в наше время, когда есть у человека чувство, – сказала Анна Павловна. – Вы весь вечер у меня, надеюсь? – А праздник английского посланника? Ныне среда. Мне надо показаться там, – сказал князь. – Дочь заедет за мной и повезет меня. – Я думала, что нынешний праздник отменен. Признаюсь, все эти праздники и фейерверки становятся несносны. – Ежели бы знали, что вы этого хотите, праздник бы отменили, – сказал князь, по привычке, как заведенные часы, говоря вещи, которым он и не хотел, чтобы верили. – Не мучьте меня. Ну, что же решили по случаю депеши Новосильцева? Вы все знаете. – Как вам сказать? – сказал князь холодным, скучающим тоном. – Что решили? Решили, что Буонапарте сжег свои корабли, и мы тоже, кажется, готовы сжечь наши. Князь Василий, говорил ли он умные или глупые, одушевленные или равнодушные слова, говорил их таким тоном, как будто он повторял их в тысячный раз, как актер роль старой пьесы, как будто слова выходили не из его соображения и как будто говорил он их не умом, не сердцем, а по памяти, одними губами. Анна Павловна Шерер, напротив, несмотря на свои сорок лет, была преисполнена оживления и порывов, которые она долгим опытом едва приучила себя сдерживать в рамках придворной обдуманности, приличия и сдержанности. Каждую минуту она, видимо, готова была сказать что-нибудь лишнее, но, хотя она и на волосок была от того, это лишнее не прорывалось. Она была нехороша, но, видимо, сознаваемые ею самою восторженность ее взгляда и оживление улыбки, выражавших увлечение идеальными интересами, придавали ей то, что называлось интересностью. По словам и выражению князя Василия видно было, что в том кругу, где они оба обращались, давно установилось всеми признанное мнение об Анне Павловне как о милой и доброй энтузиастке и патриотке, которая берется немножко не за свое дело и часто вдается в крайность, но мила искренностью и пылкостью своих чувств. Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не может и не находит нужным исправляться. Содержание депеши от Новосильцева, поехавшего в Париж для переговоров о мире, было следующее. Приехав в Берлин, Новосильцев узнал, что Буонапарте издал декрет о присоединении Генуэзской республики к Французской империи в то самое время, как он изъявлял желание мириться с Англией при посредничестве России. Новосильцев, остановившись в Берлине и предполагая, что такое насилие Буонапарте может изменить намерение императора Александра, спрашивал разрешения его величества, ехать ли в Париж или возвратиться. Ответ Новосильцеву был уже составлен и должен быть отослан завтра. Завладение Генуей был желанный предлог для объявления войны, к которой мнение придворного общества было еще более готово, чем войско. В ответе было сказано: «Мы не хотим вести переговоров с человеком, который, изъявляя желание мириться, продолжает свои вторжения». Это все было самою свежею новостью дня. Князь, видимо, знал все эти подробности из верных источников и шутливо передал их фрейлине. – Ну, к чему повели нас эти переговоры? – сказала Анна Павловна по-французски, как происходил и весь разговор. – Ну, к чему все эти переговоры? Не переговоры, а смерть за смерть мученика нужна злодею, – сказала она, раздувая ноздри, поворачиваясь на диване и вслед за тем улыбаясь. – Как вы кровожадны, дорогая! В политике не все делается как в гостиной. Существуют предосторожности, – сказал князь Василий с своею грустной улыбкой, которая была неестественна, но, повторяясь уж тридцать лет, так обжилась на старом лице князя, что казалась вместе и неестественною и привычною. – Есть письма от ваших? – прибавил он, видимо, считая фрейлину недостойною серьезного политического разговора и стараясь перевести его на другой предмет. – Но к чему повели нас эти предосторожности, – продолжала спрашивать Анна Павловна, не поддаваясь ему. – А хоть бы к тому, чтоб узнать мнение Австрии, которую вы так любите, – сказал князь Василий, видимо поддразнивая Анну Павловну и не желая выпускать разговор из шуточного тона. Но Анна Павловна разгорячилась. – Ах, не говорите мне про Австрию! Я ничего не понимаю, может быть, но Австрия никогда не хотела и не хочет войны. Она предает нас. Россия одна должна быть спасительницею Европы. Наш благодетель знает свое высокое призвание и будет верен ему. Вот одно, во что я верю. Нашему доброму и чудному государю предстоит величайшая роль в мире, и он так добродетелен и хорош, что Бог не оставит его, и он исполнит свое призвание задавить гидру революции, которая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и злодея. Мы одни должны искупить кровь праведника. На кого нам надеяться, я вас спрашиваю? Англия с своим коммерческим духом не поймет и не может понять всю высоту души императора Александра. Она отказалась очистить Мальту. Она хочет видеть, ищет заднюю мысль наших действий. Что они сказали Новосильцеву? Ничего. Они не поняли, они не могут понять самоотвержения нашего императора, который ничего не хочет для себя и все хочет для блага мира. И что они обещали? Ничего. И что обещали, и того не будет. Пруссия уже объявила, что Буонапарте непобедим и что вся Европа ничего не может против него… И я не верю ни в одном слове ни Гарденбергу, ни Гаугвицу. Этот пресловутый нейтралитет Пруссии – только западня. Я верю в одного Бога и в высокую судьбу нашего милого императора. Он спасет Европу!.. Она вдруг остановилась с улыбкой насмешки над своею горячностью. – Я думаю, – сказал князь, улыбаясь, – что, ежели бы вас послали вместо нашего милого Винценгероде, вы бы взяли приступом согласие прусского короля. Вы так красноречивы. Вы дадите мне чаю? – Сейчас. Кстати, – прибавила она, опять успокаиваясь, – нынче у меня будет очень интересный человек, виконт де Мортемар. Он в родстве с Монморанси через Роганов, одна из лучших фамилий Франции. Это один из хороших эмигрантов, из настоящих. Он очень хорошо вел себя и все потерял. Он был при герцоге Энгиенском, при несчастном святом мученике во время его пребывания в Этенгейме. Говорят, он очень мил. Ваш обворожительный сын Ипполит обещал мне привезти его. Все наши дамы без ума от него, – прибавила она с улыбкой презрения, как будто жалела о бедных дамах, не умевших выдумать ничего лучше, как влюбляться в виконта де Мортемара. – Кроме вас, разумеется, – сказал князь все своим тоном посмеивания. – Я его видал, этого виконта, в свете, – прибавил он, видимо, мало заинтересованный надеждой видеть Мортемара. – Скажите, – сказал он, как будто только что вспомнив что-то, и особенно небрежно, тогда как то, о чем он спрашивал, было главною целью его посещения, – правда, что императрица-мать желает назначения барона Функе первым секретарем в Вену? Этот барон, кажется, ничтожная личность. Князь Василий желал определить сына на это место, которое через императрицу Марию Федоровну старались доставить барону. Анна Павловна почти закрыла глаза в знак того, что ни она, ни кто другой не могут судить про то, что угодно или нравится императрице. – Барон Функе был рекомендован императрице-матери ее сестрою, – только сказала она совсем особенным грустным сухим тоном. В то время как Анна Павловна назвала императрицу, лицо ее вдруг представило глубокое и искреннее выражение преданности и уважения, соединенное с грустью, что с ней бывало каждый раз, как она в разговоре упоминала о своей высокой покровительнице. Она сказала, что ее величество изволила оказать барону Функе много уважения, и опять взгляд ее подернулся грустью. Князь равнодушно замолк. Анна Павловна, с свойственною ей придворной и женской ловкостью и быстротою такта, захотела и щелкануть князя за то, что он дерзнул так отозваться о лице, рекомендованном императрице, и в то же время утешить его. – Кстати, о вашей семье, – сказала она, – знаете ли вы, что ваша дочь составляет наслаждение всего общества. Ее находят прекрасною, как день. Государыня очень часто спрашивает про нее: «Что делает прекрасная Елена?» Князь наклонился в знак уважения и признательности. – Я часто думаю, – продолжала Анна Павловна после минутного молчания, придвигаясь к князю и ласково улыбаясь ему, как будто выказывая этим, что политические и светские разговоры кончены и теперь начинается задушевный, – я часто думаю, как иногда несправедливо распределяется счастие жизни. За что вам дала судьба таких двух славных детей (исключая Анатоля, вашего меньшого, я его не люблю, – вставила она безапелляционно, приподняв брови), таких прелестных детей? А вы, право, менее всех цените их и потому их не сто́ите. И она улыбнулась своей восторженною улыбкой. – Чего вы хотите? Лафатер сказал бы, что у меня нет шишки родительской любви, – сказал князь вяло. – Перестаньте шутить. Я хотела серьезно поговорить с вами. Знаете, я недовольна вашим меньшим сыном. Я его совсем не знаю, но, кажется, он поставил задачей сделать себе скандальную репутацию. Между нами будь сказано (лицо ее приняло грустное выражение), о нем говорили у ее величества, и жалеют вас… Князь не отвечал, но она, молча, значительно глядя на него, ждала ответа. Князь Василий поморщился. – Что вы хотите, чтоб я делал? – сказал он наконец. – Вы знаете, я сделал для их воспитания все, что может отец, и оба вышли дураки. Ипполит, по крайней мере, покойный дурак, а Анатоль – беспокойный. Вот одно различие, – сказал он, улыбаясь более неестественно и одушевленно, чем обыкновенно, и при этом особенно резко выказывая в сложившихся около его рта морщинах что-то такое грубое и неприятное, что Анне Павловне пришло на мысль: не очень, должно быть, приятно быть сыном или дочерью такого отца. – И зачем родятся дети у таких людей, как вы? Ежели бы вы не были отец, я бы ни в чем не могла упрекнуть вас, – сказала Анна Павловна, задумчиво поднимая глаза. – Я ваш верный раб, и вам одной могу признаться. Мои дети – обуза моего существования. Это мой крест. Я так себе объясняю. Чего вы хотите? – Он помолчал, выражая жестом свою покорность жестокой судьбе. – Да, ежели бы можно было по произволу иметь и не иметь их… Я уверен, что в наш век будет сделано это изобретение. Анне Павловне не понравилась мысль о таком изобретении.

– Ну что, князь, Генуя и Лукка стали не больше как поместья, поместья фамилии Буонапарте. Нет, я вам вперед говорю, если вы мне не скажете, что у нас война, если вы позволите себе защищать все гадости, все ужасы этого антихриста (право, я верю, что он антихрист), – я вас больше не знаю, вы уже не друг мой, вы уже не мой верный раб, как вы говорите. Ну, здравствуйте, здравствуйте. Я вижу, что я вас пугаю, садитесь и рассказывайте. Так говорила в июле 1805 года известная Анна Павловна Шерер, фрейлина и приближенная императрицы Марии Федоровны, встречая важного и чиновного князя Василия, первым приехавшего на ее вечер. Анна Павловна кашляла несколько дней, у нее был грипп, как она говорила (грипп был тогда новое слово, употреблявшееся только редкими), а потому она не дежурила и не выходила из дому. В записочках, разосланных утром с красным лакеем, было написано без различия во всех: «Если у вас, граф (или князь), нет в виду ничего лучшего и если перспектива вечера у бедной больной не слишком вас пугает, то я буду очень рада видеть вас нынче у себя между 7 и 10 часами. Аннa Шерер». – О, какое жестокое нападение! – отвечал, нисколько не смутясь такой встречей и слабо улыбаясь, вошедший князь с светлым выражением хитрого лица, в придворном шитом мундире, чулках, башмаках и звездах. Он говорил на том изысканном французском языке, на котором не только говорили, но и думали наши деды, и с теми тихими покровительственными интонациями, которые свойственны состарившемуся в свете и при дворе значительному человеку. Он подошел к Анне Павловне, поцеловал ее руку, подставив ей свою надушенную и сияющую белизной даже между седыми волосами лысину, и покойно уселся на диване. – Прежде всего скажите, как ваше здоровье, милый друг? Успокойте друга, – сказал он, не изменяя голоса, и тоном, в котором из-за приличия и участия просвечивало равнодушие и даже насмешка. – Как вы хотите, чтоб я была здорова, когда нравственно страдаешь? Разве можно оставаться спокойной в наше время, когда есть у человека чувство, – сказала Анна Павловна. – Вы весь вечер у меня, надеюсь? – А праздник английского посланника? Ныне среда. Мне надо показаться там, – сказал князь. – Дочь заедет за мной и повезет меня. – Я думала, что нынешний праздник отменен. Признаюсь, все эти праздники и фейерверки становятся несносны. – Ежели бы знали, что вы этого хотите, праздник бы отменили, – сказал князь, по привычке, как заведенные часы, говоря вещи, которым он и не хотел, чтобы верили. – Не мучьте меня. Ну, что же решили по случаю депеши Новосильцева? Вы все знаете. – Как вам сказать? – сказал князь холодным, скучающим тоном. – Что решили? Решили, что Буонапарте сжег свои корабли, и мы тоже, кажется, готовы сжечь наши. Князь Василий, говорил ли он умные или глупые, одушевленные или равнодушные слова, говорил их таким тоном, как будто он повторял их в тысячный раз, как актер роль старой пьесы, как будто слова выходили не из его соображения и как будто говорил он их не умом, не сердцем, а по памяти, одними губами. Анна Павловна Шерер, напротив, несмотря на свои сорок лет, была преисполнена оживления и порывов, которые она долгим опытом едва приучила себя сдерживать в рамках придворной обдуманности, приличия и сдержанности. Каждую минуту она, видимо, готова была сказать что-нибудь лишнее, но, хотя она и на волосок была от того, это лишнее не прорывалось. Она была нехороша, но, видимо, сознаваемые ею самою восторженность ее взгляда и оживление улыбки, выражавших увлечение идеальными интересами, придавали ей то, что называлось интересностью. По словам и выражению князя Василия видно было, что в том кругу, где они оба обращались, давно установилось всеми признанное мнение об Анне Павловне как о милой и доброй энтузиастке и патриотке, которая берется немножко не за свое дело и часто вдается в крайность, но мила искренностью и пылкостью своих чувств. Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не может и не находит нужным исправляться. Содержание депеши от Новосильцева, поехавшего в Париж для переговоров о мире, было следующее. Приехав в Берлин, Новосильцев узнал, что Буонапарте издал декрет о присоединении Генуэзской республики к Французской империи в то самое время, как он изъявлял желание мириться с Англией при посредничестве России. Новосильцев, остановившись в Берлине и предполагая, что такое насилие Буонапарте может изменить намерение императора Александра, спрашивал разрешения его величества, ехать ли в Париж или возвратиться. Ответ Новосильцеву был уже составлен и должен быть отослан завтра. Завладение Генуей был желанный предлог для объявления войны, к которой мнение придворного общества было еще более готово, чем войско. В ответе было сказано: «Мы не хотим вести переговоров с человеком, который, изъявляя желание мириться, продолжает свои вторжения». Это все было самою свежею новостью дня. Князь, видимо, знал все эти подробности из верных источников и шутливо передал их фрейлине. – Ну, к чему повели нас эти переговоры? – сказала Анна Павловна по-французски, как происходил и весь разговор. – Ну, к чему все эти переговоры? Не переговоры, а смерть за смерть мученика нужна злодею, – сказала она, раздувая ноздри, поворачиваясь на диване и вслед за тем улыбаясь. – Как вы кровожадны, дорогая! В политике не все делается как в гостиной. Существуют предосторожности, – сказал князь Василий с своею грустной улыбкой, которая была неестественна, но, повторяясь уж тридцать лет, так обжилась на старом лице князя, что казалась вместе и неестественною и привычною. – Есть письма от ваших? – прибавил он, видимо, считая фрейлину недостойною серьезного политического разговора и стараясь перевести его на другой предмет. – Но к чему повели нас эти предосторожности, – продолжала спрашивать Анна Павловна, не поддаваясь ему. – А хоть бы к тому, чтоб узнать мнение Австрии, которую вы так любите, – сказал князь Василий, видимо поддразнивая Анну Павловну и не желая выпускать разговор из шуточного тона. Но Анна Павловна разгорячилась. – Ах, не говорите мне про Австрию! Я ничего не понимаю, может быть, но Австрия никогда не хотела и не хочет войны. Она предает нас. Россия одна должна быть спасительницею Европы. Наш благодетель знает свое высокое призвание и будет верен ему. Вот одно, во что я верю. Нашему доброму и чудному государю предстоит величайшая роль в мире, и он так добродетелен и хорош, что Бог не оставит его, и он исполнит свое призвание задавить гидру революции, которая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и злодея. Мы одни должны искупить кровь праведника. На кого нам надеяться, я вас спрашиваю? Англия с своим коммерческим духом не поймет и не может понять всю высоту души императора Александра. Она отказалась очистить Мальту. Она хочет видеть, ищет заднюю мысль наших действий. Что они сказали Новосильцеву? Ничего. Они не поняли, они не могут понять самоотвержения нашего императора, который ничего не хочет для себя и все хочет для блага мира. И что они обещали? Ничего. И что обещали, и того не будет. Пруссия уже объявила, что Буонапарте непобедим и что вся Европа ничего не может против него… И я не верю ни в одном слове ни Гарденбергу, ни Гаугвицу. Этот пресловутый нейтралитет Пруссии – только западня. Я верю в одного Бога и в высокую судьбу нашего милого императора. Он спасет Европу!.. Она вдруг остановилась с улыбкой насмешки над своею горячностью. – Я думаю, – сказал князь, улыбаясь, – что, ежели бы вас послали вместо нашего милого Винценгероде, вы бы взяли приступом согласие прусского короля. Вы так красноречивы. Вы дадите мне чаю? – Сейчас. Кстати, – прибавила она, опять успокаиваясь, – нынче у меня будет очень интересный человек, виконт де Мортемар. Он в родстве с Монморанси через Роганов, одна из лучших фамилий Франции. Это один из хороших эмигрантов, из настоящих. Он очень хорошо вел себя и все потерял. Он был при герцоге Энгиенском, при несчастном святом мученике во время его пребывания в Этенгейме. Говорят, он очень мил. Ваш обворожительный сын Ипполит обещал мне привезти его. Все наши дамы без ума от него, – прибавила она с улыбкой презрения, как будто жалела о бедных дамах, не умевших выдумать ничего лучше, как влюбляться в виконта де Мортемара. – Кроме вас, разумеется, – сказал князь все своим тоном посмеивания. – Я его видал, этого виконта, в свете, – прибавил он, видимо, мало заинтересованный надеждой видеть Мортемара. – Скажите, – сказал он, как будто только что вспомнив что-то, и особенно небрежно, тогда как то, о чем он спрашивал, было главною целью его посещения, – правда, что императрица-мать желает назначения барона Функе первым секретарем в Вену? Этот барон, кажется, ничтожная личность. Князь Василий желал определить сына на это место, которое через императрицу Марию Федоровну старались доставить барону. Анна Павловна почти закрыла глаза в знак того, что ни она, ни кто другой не могут судить про то, что угодно или нравится императрице. – Барон Функе был рекомендован императрице-матери ее сестрою, – только сказала она совсем особенным грустным сухим тоном. В то время как Анна Павловна назвала императрицу, лицо ее вдруг представило глубокое и искреннее выражение преданности и уважения, соединенное с грустью, что с ней бывало каждый раз, как она в разговоре упоминала о своей высокой покровительнице. Она сказала, что ее величество изволила оказать барону Функе много уважения, и опять взгляд ее подернулся грустью. Князь равнодушно замолк. Анна Павловна, с свойственною ей придворной и женской ловкостью и быстротою такта, захотела и щелкануть князя за то, что он дерзнул так отозваться о лице, рекомендованном императрице, и в то же время утешить его. – Кстати, о вашей семье, – сказала она, – знаете ли вы, что ваша дочь составляет наслаждение всего общества. Ее находят прекрасною, как день. Государыня очень часто спрашивает про нее: «Что делает прекрасная Елена?» Князь наклонился в знак уважения и признательности. – Я часто думаю, – продолжала Анна Павловна после минутного молчания, придвигаясь к князю и ласково улыбаясь ему, как будто выказывая этим, что политические и светские разговоры кончены и теперь начинается задушевный, – я часто думаю, как иногда несправедливо распределяется счастие жизни. За что вам дала судьба таких двух славных детей (исключая Анатоля, вашего меньшого, я его не люблю, – вставила она безапелляционно, приподняв брови), таких прелестных детей? А вы, право, менее всех цените их и потому их не сто́ите. И она улыбнулась своей восторженною улыбкой. – Чего вы хотите? Лафатер сказал бы, что у меня нет шишки родительской любви, – сказал князь вяло. – Перестаньте шутить. Я хотела серьезно поговорить с вами. Знаете, я недовольна вашим меньшим сыном. Я его совсем не знаю, но, кажется, он поставил задачей сделать себе скандальную репутацию. Между нами будь сказано (лицо ее приняло грустное выражение), о нем говорили у ее величества, и жалеют вас… Князь не отвечал, но она, молча, значительно глядя на него, ждала ответа. Князь Василий поморщился. – Что вы хотите, чтоб я делал? – сказал он наконец. – Вы знаете, я сделал для их воспитания все, что может отец, и оба вышли дураки. Ипполит, по крайней мере, покойный дурак, а Анатоль – беспокойный. Вот одно различие, – сказал он, улыбаясь более неестественно и одушевленно, чем обыкновенно, и при этом особенно резко выказывая в сложившихся около его рта морщинах что-то такое грубое и неприятное, что Анне Павловне пришло на мысль: не очень, должно быть, приятно быть сыном или дочерью такого отца. – И зачем родятся дети у таких людей, как вы? Ежели бы вы не были отец, я бы ни в чем не могла упрекнуть вас, – сказала Анна Павловна, задумчиво поднимая глаза. – Я ваш верный раб, и вам одной могу признаться. Мои дети – обуза моего существования. Это мой крест. Я так себе объясняю. Чего вы хотите? – Он помолчал, выражая жестом свою покорность жестокой судьбе. – Да, ежели бы можно было по произволу иметь и не иметь их… Я уверен, что в наш век будет сделано это изобретение. Анне Павловне не понравилась мысль о таком изобретении.

пр

Ждём ссылку на хентай джоджо год 10

Джоджо= гей порно

Как же приятно знать, что ты просто какой-то чиловый труп, который юзает Дилдо ОБРЫГАНДО

эх а ведь помню когда говорилось имя стенда .... имя мастера .... после 3 сезона это пропало а на японском нихуя не понятно

эх а ведь помню когда говорилось имя стенда .... имя мастера .... после 3 сезона это пропало а на японском не понятно